Дворцовая набережная 22

Из истории Петербургских особняков.

«Стоящий на Неву реку...» (Дворцовая наб., 22/1)

  На другом углу Мошкова переулка и Двор­цовой набережной, напротив дома Соллогуба, стоит двухэтажный дом с небольшим балконом и аттиком. С 1877 года им владели Чертковы: вначале отец — Григорий Александрович, а за­тем его сыновья, Григорий и Александр.

  По заказу Григория Александровича архитектор Р. А. Гедике в 1877—1878 годах взамен двух небольших домиков в 4 и 9 окон по фасаду, давно слившихся внутри в один, возводит ныне существующее здание, выдержанное в умерен­ном и экономном стиле, который называют «сти­лем Людовика XVI», то есть раннего француз­ского классицизма. Если не знать о том, что при постройке прежние дома были сломаны и дом выстроен заново с сохранением тех же размеров, можно было бы подумать, что два здания, различав­шиеся фасадами, просто слили в одно, придав единообразный вид.

  Среди архитектурных чертежей в коллек­ции Берхгольца есть лист с изображением до­мов «корабельного мастера Пальчикова» и «полковника Мурозина» (Мурзина) первоначальных владельцев

описываемых зданий.

  Мурзину принадлежал угловой участок, выхо­дивший на Миллионную улицу и в Мошков переулок (впоследствии он был разделен на­двое и объединен вновь только после приобре­тения обоих участков   Чертковым). Судя по некоторым данным, дом Мурзина на набережной не был полностью им достроен. На это указывает объявление, опубликованное в «Санкт-Петербургских ведомостях» в апреле 1752 го­да: «Бывшего флота Капитана Командора Прокофья Мурзина жены его вдовы Натальи Петровой каменный дом на Адмиралтейской строне в Миллионной набережной в Мошковом переулке желающим купить или взять из выстройки на урочные годы, явиться... в доме Языкова».

  Из объявления, во- первых, следует, что вдо­ва не жила в своем доме, а во- вторых, что она предлагала, в качестве одного из вариантов, сдать его в аренду с обязательством достроить. В 1753 году объявился желающий на покупку в лице архитектора Мартина Людвига (Мартына Павловича) Гофмана. Этот «архитектор или, скорее, каменных дел мастер», как именует его Якоб Штелин, возвел ряд зданий в Ораниен­бауме, а из его петербургских построек до нас дошла в перестроенном виде знаменитая Петершуле при лютеранской церкви святых Петра и Павла на Невском проспекте. Гофман владел участком до 1790 года, после чего он перешел к его дочери, а затем к некогда знаменитому французскому танцору Пику, про­славившемуся как автор и исполнитель прелест­ного балета, в котором он танцевал соло 28 ап реля 1791 года на балу в Таврическом дворце, данном светлейшим князем Потемкиным в честь императрицы.

   А. П. Тормасов

  С 1802 по 1808 год дом на Дворцовой набережной 22/1 принад­лежал будущему герою Отечественной войны генералу от кавалерии А. П. Тормасову, а в 1809-м его приобретает гофмаршал Степан Сер­геевич Ланской,  после смерти которого в 1813 году им почти тридцать лет владела вдова по­койного, Мария Васильевна.  

  В 1820—1830-х годах здесь жил князь Вла­димир Федорович Одоевский, женатый на до­чери Ланского, Ольге Степановне. В небольшой Флигель в Мошковом переулке, где помещались супруги Одоевские, по субботам собирались многие известные люди того времени. Обратимся теперь ко второму дому на рассматриваемом нами участке — я имею в виду  дом корабельного мастера Пальчикова, где, кстати сказать, содержался до перевода в кре­пость возвращенный из-за границы царевич Алексей Петрович. О смерти владельца и о продаже дома мы узнаем из «Санкт-Петербургских ведомостей» за 1746 год: «Стоящий на Неву реку и в Не­мецкую улицу у Мошкова переулка бывшего Штатского Советника Филипа Пальчикова дом продан быть имеет». Это объявление интересно еще и тем, что здесь употреблено ста­рое, постепенно исчезающее название Милли­онной — Немецкая улица.
 

  Дом покойного Пальчикова покупает камер­гер императрицы Елизаветы Петровны, Василий Иванович Чулков. Личность эта может служить хорошим примером того, как делались подчас карьеры. Бывший придворный истопник, он был со временем пожалован в камергеры за безуко­ризненное исполнение особо интимных обязан­ностей стража императорского алькова. Каждый вечер он появлялся с матрацем и двумя подушками, чтобы провести ночь на полу у постели государыни. Как известно, Елизавета, верная заветам отечественной старины, весьма жало­вала обряд чесания пяток, для чего в царскую спальню приглашались мастерицы этого дела. На рассвете они удалялись, уступая место Ра­зумовскому, Шувалову или иному временному избраннику, но Чулков оставался. В двенадцать часов дня императрица вставала, и случалось, что ее сторож еще крепко спал в это время. Тогда она будила его, вытаскивая из- под головы подушки или щекоча под мышками, а он, при­поднимаясь, ласкал плечо своей благодетельни­цы, называя ее «белой лебедушкой». Столь фа­мильярная близость к царице принесла ему в конце концов звание генерал-лейтенанта и ор­ден Св. Александра Невского.

М. С. Перекусихина

  К 1791 году бывший дом Чулкова переходит к любимице и наперснице другой императрицы, Екатерины II. Камер-юнгфера (а проще гово­ря — горничная) Мария Саввишна Перекусихина почти сорок лет оставалась при своей государыне, сопровождая ее во всех путешествиях, на прогулках, а иногда и во время парадых выездов. Она имела право являться в ее  спальню по первому звонку и помогала одеваться. Хорошо разбиравшаяся в людях императрица высоко ценила сердечную преданность простой и малообразованной, но умной и по кладистой Перекусихиной. В привязанности одинокой, пожилой девицы чувствовался отте­нок сентиментальной влюбленности, что дало повод Екатерине в шутку называть себя ее женихом; однажды она подарила Марии Саввишне дорогое кольцо со своим портретом в мужском костюме, сказав при этом: «Вот тебе жених, которому, я уверена, ты никогда не из­менишь». Пользуясь особым доверием Екатери­ны, называвшей ее своим «другом», Перекусихина любила императрицу не только как могущественную государыню, но и как слабую женщину. Конечно же, она знала больше всех о том, что называлось «комнатными обстоятель­ствами», но умела держать язык за зубами: ни один из ее многочисленных рассказов, записан­ных современниками, не касался интимной сто­роны жизни Екатерины.

  После смерти матери Павел пожаловал Ма­рии Саввишне пожизненную пенсию и земель­ные угодья. Кроме того, как было сказано в указе, «в рассуждении долговременной и усерд­ной службы, всемилостивейше пожаловали ей в вечное и потомственное владение дом бывшего придворного банкира барона Сутерланда... со­стоящий на берегу реки Невы, с принадлежащим к нему местом и строением». Неизвестно, зачем был пожалован Переку­сихиной этот дом (его современный адрес — Английская набережная, 66); она уже владела к тому времени домом на Дворцовой набережной 22 и не пожелала с ним расстаться, продав пода­ренный особняк, и поселилась в своем домике неподалеку от дворца, где, окруженная портре­тами Екатерины и ее мебелью, мирно доживала свой век среди близких людей — племянницы, Е. В. Торсуковой, с ее мужем и дочерью.

       П. А. Кикин

  Внучатая племянница М. С. Перекусихиной, крестница Екатерины II Мария Ардальоновна Торсукова, вышла замуж за Петра Андреевича Кикина, человека весьма примечательного. Его портрет также можно видеть в Военной галерее Зимнего дворца. Отец Петра Андреевича при­надлежал к старому служилому московскому роду, потерявшему значение при Петре I, после того как один из Кикиных примкнул к сторон­никам царевича Алексея и кончил жизнь на плахе. По отзывам современников, в молодости П. А. Кикин считался остряком, галломаном и модным светским человеком, однако знакомство  с А. С. Шишковым и его кружком круто изме­нило его взгляды: он сделался убежденным славянофилом и вступил в члены «Беседы».

   Незадолго до начала Отечественной войны Кикин принял участие в реформах русской ар­мии. Во время боевых действий он проявил незаурядное мужество, за что был награжден орденом Св. Георгия 3-й степени и произведен I генерал-майоры. Участвовал в кампаниях 1813—1814 годов, командовал бригадой, а по "обращении из Парижа вышел в отставку, же­нился и поселился в известном нам доме на Дворцовой набережной 22. И 1816 году Петр Андреевич назначается I статс-секретарем «у принятия прошений на Высочайшее имя приносимых» и в этой должности Проявляет свойственные ему черты характера —  неподкупность и на­ стойчивость в отстаивании решений, которые он считал справедливыми.  

  Особое место при­надлежит Кикину в истории русской культуры: он был одним из учредителей и первым председателем Общества поощрения художников, основанного в Петербурге в 1820 году. Благодаря Кикину получили заграничную командировку братья Брюлловы, он покровительствовал Ве­нецианову, содействовал выкупу на волю кре­постных художников. Крупнейший русский жи­вописец Александр Иванов, не особенно щедрый на положительные отзывы о художественных деятелях своего времени, отметил в записной книжке, что «Кикин есть один из почтенных людей и весьма радушных к пользе художников».

   Дочь Кикина, Мария Петровна, стала женой князя Дмитрия Волконского, племянника декаб­риста. Между тем дом Марии Васильевны Ланской после ее смерти в 1842 году переходит в соб­ственность Екатерины Алексеевны Волконской, известной в обществе под именем «la tante militaire» («воинственной тетушки»), каковой она приходилась отцу Дмитрия Петровича, кня­зю Петру Михайловичу Волконскому. Тетушка пожелала еще при жизни передать все свое имение, включая дом на Дворцовой набережной 22, любимому племяннику с условием получать от него пожизненную, весьма солидную пенсию и квартиру в нижнем этаже дома. Неизвестно, однако, знал ли племянник о том, что тетушка должна казне около четырех миллионов рублей. На его счастье, император Николай I в 1845 году простил ему этот огромный долг. Отец отдал дом сыну, и таким образом два отдельных доселе здания соединились в одно, чем пишет в своих «Записках» М. Д. Бутурлин: «Дом, или, правильнее, дома Волконских, по­тому что таковых было два рядом, составляли угол Дворцовой набережной и Мошкова пере­улка... Хотя оба дома были отделены снаружи, даже и по архитектуре, но внутри соединены в один общий. Один из них выходил на Большую Миллионную». 

Княгиня М. П. Волконская

    Теперь о самих супругах Волконских. Что касается Дмитрия Петровича, то о нем можно сказать немногое. Как отмечает тот же Бу­турлин, «князь был неблестящего ума... но был добродушный человек откровенного и незанос­чивого нрава».

 

  В отличие от мужа Мария Петровна являлась натурой одаренной, унаследовавшей от отца любовь к живописи.   В отношении всех своих гостей — будь то министр внутренних дел или скромный худож­ник — Мария Петровна вела себя одинаково предупредительно, не делая никаких различий, «чуждая спеси, слабостей и мелочных расчетов аристократической касты». Век ее оказался коротким:  скончалась в 1854 году, в возрасте тридцати восьми лет.

Библиотека в доме Черткова

За ней вскоре последовал ее муж, и дом на Дворцовой набережной 22 достался по наследству их дочери, Екатерине Дмитриевне, бывшей замужем за директором Императорских театров И. А. Всеволожским; в 1877 она   продает  обветшавший фамильный домик  Григорию Александровичу Черткову,  сыну основателя знаменитой библиотеки в Мо­скве, археолога и нумизмата А. Д. Черткова. «Во всех своих должностях Чертков отличался усердием, добросовестно­стью и всегда заслуживал полное   уважение всех лиц, бывших с ним в каких-либо отноше­ниях». Сын Черткова Григорий, по отзыву одного из своих сослуживцев- кавалергардов, был «од­ним из культурнейших офицеров полка».

                                                         

  В 1910-х годах Г. Г. Чертков по проекту архи­тектора А. Я. Белобородова заново отделывает внутренние помещения своего особняка на Дворцовой набережной 22 в неоклассическом стиле. Росписи выполнил художник Н. А. Тырса. (особенно великолепна была отделка биб­лиотеки; фотографии интерьеров, представляв­ших несомненную художественную ценность, поместил «Ежегодник архитектора». К сожалению, эти интерьеры, как и многое (ругое из культурного наследия прошлого, не дошли до нас. Но остался дом Черткова, хра­нящий память о лучших временах, которые, будем надеяться, еще наступят для всех нас.